Сама элегантность
Эван Ведсворт начал заниматься капоэйрой в Колорадо, США, в 2003 году. Благодаря этому увлечению, он много путешествовал по Штатам и Бразилии. Продолжая тренироваться в Колорадо, Эван написал книгу о капоэйре и в этом выпуске мы публикуем ее отрывок, адаптированный специально для Jogo Bonito.
Эван Ведсворт, МАЙ 2017
Изящество и vadiação
(Отрывок из книги The Capoeira Guidebook)
«
Недавно на одной батизаде я побывал на необычном классе. Первая половина прошла привычно и знакомо — разминка и отработка секвенций с партнером, но в середине класса мы внезапно перестали махать ногами и сели на пол. Я почувствовал себя, как в детском саду — мы сидим на полу в полукруге, в центре — контра-местре, который сам устроился на маленькой табуретке с магнитной доской на коленях. Когда мы все угомонились, он спросил, что приходит нам в голову, когда мы думаем о том, каким должен быть хороший капоэйрист.
— Назовите некоторые качества, — сказал он.
Мы тут же вскинули руки вверх, как прилежные ученики, в ожидании, что он вызовет одного из нас. Наши ответы, которые обычно состояли из одного существительного, например, «мягкость», «контроль», «видение», учитель записывал на доску. Когда на ней не осталось свободного места, наш детсадовский контра-местре прервал всеобщий поток сознания.
— В этих словах есть различие, — начал он, указав на доску. — Большинство из того, что вы назвали, это различные техники — «чистота» или «твердость». Но что-то из этого является принципами. Технике можно научить, но как вы можете научить принципам?
Мы были немного ошеломлены. По крайней мере, я вообще никогда не задумывался над этим вопросом. Но он был прав — некоторые наши ответы звучали как «креативность», «дисциплина» или «рабочая этика». Если техника — это основа для движений и музыки, то принципы — это свободные идеи,
которые помогают ученику ориентироваться в философии капоэйры. Мы все хотим быть дисциплинированными на тренировках, но как именно научиться дисциплине? Как научиться обладать видением в роде, видеть игру так, как ее
видит игрок в шахматы, смотря на доску?
— Назовите некоторые качества, — сказал он.
Мы тут же вскинули руки вверх, как прилежные ученики, в ожидании, что он вызовет одного из нас. Наши ответы, которые обычно состояли из одного существительного, например, «мягкость», «контроль», «видение», учитель записывал на доску. Когда на ней не осталось свободного места, наш детсадовский контра-местре прервал всеобщий поток сознания.
— В этих словах есть различие, — начал он, указав на доску. — Большинство из того, что вы назвали, это различные техники — «чистота» или «твердость». Но что-то из этого является принципами. Технике можно научить, но как вы можете научить принципам?
Мы были немного ошеломлены. По крайней мере, я вообще никогда не задумывался над этим вопросом. Но он был прав — некоторые наши ответы звучали как «креативность», «дисциплина» или «рабочая этика». Если техника — это основа для движений и музыки, то принципы — это свободные идеи,
которые помогают ученику ориентироваться в философии капоэйры. Мы все хотим быть дисциплинированными на тренировках, но как именно научиться дисциплине? Как научиться обладать видением в роде, видеть игру так, как ее
видит игрок в шахматы, смотря на доску?
Я так и не получил ответов на эти вопросы. Спустя месяц, они все еще звучали у меня в голове. Я рассуждал: очевидно, постоянные нескончаемые тренировки смогут научить вас принципам. Креативность можно выработать, посещая как можно больше разных род, так? Студент учится этике, регулярно приходя на классы, верно? Но чем больше я думал, тем сильнее осознавал, что на той доске было пропущено одно важное слово.
Идея, которая объединяет технику и принципы — изящество. В игре оно означает одновременно и контроль, и непрерывность, и сознательность, и легкость. Это, наверное, лучшая похвала для капоэйриста. Сказать капоэйристке, что она изящна, — это представить ее игру и личность как единое целое, заражающее обаянием как в игре, так и вне ее.
Мастерство исполнения имеет большую роль в капоэйре. Но в других боевых искусствах эффективность движения ценится выше, чем техника. Отточенность придает движениям красоту, но если вам угрожает опасность, так ли это важно, насколько красиво вы избежали захвата? Однако особенность капоэйры в том, что то, как удар выглядит, не менее значимо, чем то, чего он достигает. Отсюда и значение изящества, хотя оно и особого
сорта.
Утонченность происходит от разделения на высокое и низкое, и как следствие — отрицания «низкого» в жизни. В западной культуре, изящество — удел богатых. К бедным и маргинальным слоям эти понятия никогда не применяются. Но капоэйра позволила изменить привычный уклад общества. Для описания элегантности игры в роде существует португальское слово
«vadiação».
Идея, которая объединяет технику и принципы — изящество. В игре оно означает одновременно и контроль, и непрерывность, и сознательность, и легкость. Это, наверное, лучшая похвала для капоэйриста. Сказать капоэйристке, что она изящна, — это представить ее игру и личность как единое целое, заражающее обаянием как в игре, так и вне ее.
Мастерство исполнения имеет большую роль в капоэйре. Но в других боевых искусствах эффективность движения ценится выше, чем техника. Отточенность придает движениям красоту, но если вам угрожает опасность, так ли это важно, насколько красиво вы избежали захвата? Однако особенность капоэйры в том, что то, как удар выглядит, не менее значимо, чем то, чего он достигает. Отсюда и значение изящества, хотя оно и особого
сорта.
Утонченность происходит от разделения на высокое и низкое, и как следствие — отрицания «низкого» в жизни. В западной культуре, изящество — удел богатых. К бедным и маргинальным слоям эти понятия никогда не применяются. Но капоэйра позволила изменить привычный уклад общества. Для описания элегантности игры в роде существует португальское слово
«vadiação».
Глагол «vadiar» переводится как «слоняться, бездельничать, лениться». Соответственно, «vadiação»означает «бездельничество, бродяжничество, беспризорность». В обычной речи сказать «ele vadia» (он слоняется) — значит обвинить человека в лени в худшем ее понимании и указать на то, что он никуда не годится. Английское слово «vagabond» (бродяга — прим.пер.) тоже подходит для описания данного феномена.
Те же эмоции вызывает португальское слово «malandragem», которое в повседневной речи бразильцев далеко не является комплиментом. Но в мире капоэйры, который крутится вокруг игры в роде, оно стало синонимом олдскульного, непринужденного подхода к игре. Это понятие происходит из тех времен (до 1940-х гг.), когда школ капоэйры не было и в помине. Искусство передавалось друг другу на улицах. До того, как появились академии, молодому человеку (обычно мужчине), которого заинтересовала капоэйра, приходилось проводить время на уличных родах в поисках редкого совета от более опытных игроков.
В конце концов, при достаточном упорстве и удачном расположении звезд, мастер мог взять его к себе в качестве ученика. Совершалась договоренность, устанавливалось партнерство. Они могли тренироваться вдвоем или с компанией друзей, периодически играя в роде. Но оглядываясь назад, такой подход трудно назвать настоящим обучением: у занятий не было программы, не существовало и системы оценок прогресса. Рода была классной комнатой, ученик схватывал знания в процессе игры, следуя наставлениям мастера в вопросах техники и стратегии.
«Vadiar» и «vadiação» символизируют раннюю, живущую по своим правилам капоэйру. Это не только обучение тому, как играть в капоэйру, но и как быть капоэйристом. В истинном смысле слова, игра беспризорника в роде отражала его поведение в реальной жизни. Исторически, большинство капоэйристов жило в бедности. Им приходилось прагматически относиться к
таким насущным вопросам, как где достать еду, кров и средства к
существованию. Закон ( то, что мы, современные американцы, понимаем под этим термином — «свод правил жизни в обществе») редко оказывался на стороне бедняков. Для выживания самодостаточность была важнее законопослушности. Беспризорники жили, полагаясь только на свой ум. Лишенные подушки безопасности в виде финансовых запасов, социального статуса и репутации, бродяги перебивались с хлеба на квас. В таких условиях социальные нормы и законы становились все более шаткими, позволяя беспризорникам интерпретировать их по своему. Нужда зачастую становилась страшнее любого полицейского — она не знает закона.
В конце концов, при достаточном упорстве и удачном расположении звезд, мастер мог взять его к себе в качестве ученика. Совершалась договоренность, устанавливалось партнерство. Они могли тренироваться вдвоем или с компанией друзей, периодически играя в роде. Но оглядываясь назад, такой подход трудно назвать настоящим обучением: у занятий не было программы, не существовало и системы оценок прогресса. Рода была классной комнатой, ученик схватывал знания в процессе игры, следуя наставлениям мастера в вопросах техники и стратегии.
«Vadiar» и «vadiação» символизируют раннюю, живущую по своим правилам капоэйру. Это не только обучение тому, как играть в капоэйру, но и как быть капоэйристом. В истинном смысле слова, игра беспризорника в роде отражала его поведение в реальной жизни. Исторически, большинство капоэйристов жило в бедности. Им приходилось прагматически относиться к
таким насущным вопросам, как где достать еду, кров и средства к
существованию. Закон ( то, что мы, современные американцы, понимаем под этим термином — «свод правил жизни в обществе») редко оказывался на стороне бедняков. Для выживания самодостаточность была важнее законопослушности. Беспризорники жили, полагаясь только на свой ум. Лишенные подушки безопасности в виде финансовых запасов, социального статуса и репутации, бродяги перебивались с хлеба на квас. В таких условиях социальные нормы и законы становились все более шаткими, позволяя беспризорникам интерпретировать их по своему. Нужда зачастую становилась страшнее любого полицейского — она не знает закона.
~
Такой подход к жизни — «как получится» — придает первозданной
капоэйре особый шарм. Бродяга-капоэйрист играет в роде так же осторожно, как он делает это в жизни, скрывая свою силу. Врожденное недоверие к формальным правилам и лукавство становятся базой для непринужденной стихийной игры, где никому нет дела до идеальной техники. Капоэйрист уворачивается от ударов в круговом движении, а не встречает их лицом к лицу. В реальной жизни, столкнувшись с врагом, бродяга вряд ли мог бы победить его в честном поединке, поскольку у него не было ни политического
влияния, ни денег, ни общественного уважения — в те времена это ценилось очень высоко. Он использовал любое преимущество, любую возможность повернуть ситуацию в свою пользу и обмануть противника. В роде действовали те же правила: перехитрить соперника считалось более эффективным и изящным способом, чем пытаться раздавить его, как паровым катком.
капоэйре особый шарм. Бродяга-капоэйрист играет в роде так же осторожно, как он делает это в жизни, скрывая свою силу. Врожденное недоверие к формальным правилам и лукавство становятся базой для непринужденной стихийной игры, где никому нет дела до идеальной техники. Капоэйрист уворачивается от ударов в круговом движении, а не встречает их лицом к лицу. В реальной жизни, столкнувшись с врагом, бродяга вряд ли мог бы победить его в честном поединке, поскольку у него не было ни политического
влияния, ни денег, ни общественного уважения — в те времена это ценилось очень высоко. Он использовал любое преимущество, любую возможность повернуть ситуацию в свою пользу и обмануть противника. В роде действовали те же правила: перехитрить соперника считалось более эффективным и изящным способом, чем пытаться раздавить его, как паровым катком.
~
Сегодня термин «vadiação» приобрел политический оттенок. В 1940-ые годы с ростом популярности стиля режионал, «vadiação» превратился в определенный стандарт, которому начали следовать сторонники стиля ангола. Местре Паштинья распространил идею о том, что капоэйра была занятием для бродяг. Играть в капоэйру стало синонимом валяния дурака
— vadiar. Мастера анголы нарочно нелестно сравнивали капоэйру с бездельем, противопоставляя ее более важным занятиям, в ответ на многочисленную критику. В споре о ценности капоэйры такое заявление казалось капитуляцией, но на самом деле оно придавало новое значение всей дискуссии. Как это часто бывает, скрытое сопротивление маскируется под явное признание. Чтобы пробудить «vadiação» в наше время, мы обращаемся к ранней эпохе капоэйры, которая жила на улицах, еще до раскола на режионал и анголу.
В противовес этому местре Бимба создал собственный стиль, который диктовал, что искусство капоэйры нужно изучать в академии, где есть униформа и знаки отличия. Идеологическая борьба двух стилей — анголы и режионала — привела к тому, что капоэйра стала развиваться в двух разных направлениях. Однако, благодаря мастерам-основоположникам анголы, мы, небразильцы из 21-го века, усвоили идею о стихийности капоэйры. В целом, наша жизнь никогда не сможет стать похожей на жизнь капоэйристов прошлого, но наша игра может.
Когда капоэйра присвоила стиль «vadiar», изящество и элегантность перестали быть уделом только богатых. В этом странном бразильском поединке-танце сошлись низкое и высокое. Играя в роде, изящный бродяга расцветает, как никогда. Осознав эту особенность, мы можем глубже понять технику и музыкальные ритмы, которым следуют движения в капоэйре, а
также основные принципы, на которые опирается ее философия.
— vadiar. Мастера анголы нарочно нелестно сравнивали капоэйру с бездельем, противопоставляя ее более важным занятиям, в ответ на многочисленную критику. В споре о ценности капоэйры такое заявление казалось капитуляцией, но на самом деле оно придавало новое значение всей дискуссии. Как это часто бывает, скрытое сопротивление маскируется под явное признание. Чтобы пробудить «vadiação» в наше время, мы обращаемся к ранней эпохе капоэйры, которая жила на улицах, еще до раскола на режионал и анголу.
В противовес этому местре Бимба создал собственный стиль, который диктовал, что искусство капоэйры нужно изучать в академии, где есть униформа и знаки отличия. Идеологическая борьба двух стилей — анголы и режионала — привела к тому, что капоэйра стала развиваться в двух разных направлениях. Однако, благодаря мастерам-основоположникам анголы, мы, небразильцы из 21-го века, усвоили идею о стихийности капоэйры. В целом, наша жизнь никогда не сможет стать похожей на жизнь капоэйристов прошлого, но наша игра может.
Когда капоэйра присвоила стиль «vadiar», изящество и элегантность перестали быть уделом только богатых. В этом странном бразильском поединке-танце сошлись низкое и высокое. Играя в роде, изящный бродяга расцветает, как никогда. Осознав эту особенность, мы можем глубже понять технику и музыкальные ритмы, которым следуют движения в капоэйре, а
также основные принципы, на которые опирается ее философия.
»
The Capoeira Guidebook:
Investigations into the Culture, History, and Philosophy of the Afro-Brazilian Art
The Afro-Brazilian art form capoeira—a martial art with elements of dance, acrobatics, and music—is a huge, complex phenomenon. Any capoeira student looking to delve into capoeira's rich culture needs a signpost here and there—something to color in the edges of his or her knowledge, to bring all the little distinct pieces together. From samba and maculelê to Brazilian history and malícia, the Guidebook offers helpful thoughts and analysis for capoeira players looking to learn more about capoeira's full depth.
